Смертельная инъекция применяется в качестве метода смертной казни в ряде штатов США, а также на Филиппинах и в Таиланде.
(Интересно, место укола обрабатывают спиртом?) В США начало положила Оклахома в 1977 г., затем к ней присоединились еще 26 штатов, сейчас "уколы" делают в 37 из 38 штатов (кроме Небраски), применяющих смерть в качестве наказания. (Имеется некоторая путаница в данных, связанная с периодами запрета-отмены) Казнь осужденного осуществляется путем смертельной инъекции, с помощью которой осужденному внутривенно вводится комбинация препаратов, вызывающих потерю сознания, а затем прекращение дыхания и остановку сердца. В некоторых штатах осужденный вправе выбрать вид смертной казни из числа предусмотренных законодательством штата.
Состав смертельной инъекции разработал врач Стенли Дойч. Она состоит из трех химических компонентов. Первое вещество - пентотал натрия (sodium pentothal) - погружает приговоренного в глубокий сон. Павулон (pancuronium bromide) - парализует мускулатуру. Наконец, хлорид калия (potassium chloride) останавливает работу сердечной мышцы. После проведения экспертизы в Техасском университете данный метод был одобрен. Вскоре он получил широкое распространение. Противники смертной казни дали ему название "техасского коктейля". Причина его разработки - обвинения в жестокости казни электричеством.
Вводятся препараты одновременно в два катетера в венах рук. Используют 5 гр. тиопентала, что само по себе смертельно. Зрители - обязательно, можно пригласить и осуждённому. Несмотря на наличие специальной машины для ввода смертоносных ядов (видимо - инфузомат), большинство штатов предпочитают использовать людей. Осуждённый не видит их лиц.
Гуманность весьма спорная. По данным организаций, выступающих за отмену смертной казни, мучительные сбои во время применения смертельной инъекции случаются гораздо чаще чем при использовании электрического стула. В период с 1976 по 2000 год они составили две трети от общего числа случившихся во время казней "накладок".Чаще всего казнимые страдают по двум причинам: специфической реакции на вводимое лекарство и неспособности тюремного персонала профессионально сделать укол. Казнь Стивена Питера Морина в Техасе в марте 1985 года заняла 45 минут, и за это время ему искололи все руки и ноги, пытаясь найти подходящую вену. В штате Иллинойс в сентябре 1990 года во время введения смертоносного вещества в вену Чарльза Уокера шприц в какой-то момент заклинило, и прежде чем умереть, осужденный долго корчился от боли. В июне 2000 у тюремных властей Флориды ушло более получаса на смертельную инъекцию Бенни Демпсу. Палачи довольно быстро нашли у него подходящую вену, однако согласно принятым во Флориде правилам, казнимому должна быть введена внутривенно еще одна игла, которая может быть задействована в случае отказа первой.
Общественность шумит. По мнению критиков данного метода казни, смертельная инъекция создаёт лишь видимость гуманного способа умерщвления, не являясь таковым в действительности. По некоторым данным, на практике дозировки препаратов нередко нарушаются. Изучение записей о результатах вскрытия казнённых в нескольких штатах США показало, что концентрация обезболивающих веществ в крови у них ниже, чем необходимо для хирургической операции, а в некоторых случаях настолько низка, что казнимые могли оставаться в полном сознании. Между тем, при отсутствии обезболивания введение павулона и хлорида калия вызывает удушье и сильнейшие боли. Кроме того, квалификация персонала, делающего инъекции, часто недостаточна для того, чтобы уверенно и быстро ввести иглы в вены.
Инъекции как метод смертной казни были признаны неконституционными в2006г в Калифорнии (привет Арнольд) и во Флориде (Губернатор штата Джеб Буш также наложил временный запрет на эту практику после неудачной казни Анхеля Диаса, которая вместо положенных 10-12 минут продолжалась более получаса. Как выяснилось позднее, медсестра не попала иглой в вену приговоренного к смерти преступника, в результате чего яд оказался в мышечной ткани, что значительно затруднило его распространение). Аналогичные решения в 2006г. были приняты властями штатов Нью-Джерси, Огайо и Миссури. Запреты ввели на том основании, что состав вводимых препаратов делает процедуру неоправданно болезненной, что противоречит восьмой поправке к Конституции США, запрещающей "жестокие и необычные виды наказаний".
Уточним, что введение смертельного препарата производит не врач. Врач не имеет такого права, он будет исключен из Ассоциации и потеряет лицензию. Ага!
И вот, в калифорнийской тюрьме Сан-Квентин сегодня неожиданно пришлось отложить на неопределенный срок казнь Майкла Моралеса, осужденного за убийство. Адвокаты потребовали, чтобы первую инъекцию (пентотал) выполнял профессионал, т.е. анестезиолог. Судья согласился с доводами адвокатов, но два назначенных судом анестезиолога отказались выполнить эту миссию. Тупик? Посмотрим.
PS: Но это тоже не эвтаназия (2) См также
ВАШИНГТОН, 3 мар - РИА Новости, Денис Ворошилов. Власти штата Вашингтон изменили состав инъекции, при помощи которой в США приводятся в исполнение смертные приговоры, сообщает местная телекомпания Q13 Fox. Теперь приговоренным к смерти на территории штата во время казни будет вводиться не так называемый "техасский коктейль" из трех препаратов, а увеличенная доза одного вещества - амидотризоата натрия.
Обычно в составе смертельной инъекции осужденному последовательно вводятся пентотал натрия (или амидотризоат натрия), после которого он теряет сознание, павулон, парализующий дыхательную систему, и останавливающий сердце хлорид калия. Официально считается, что приговоренный умирает от смертельной инъекции в течение 10 минут, однако часты случаи, когда этот процесс занимает в несколько раз больше времени. Кроме того, недавние публикации в медицинской прессе результатов вскрытия тел казненных показали, что в результате инъекции человеку вводится недостаточное количество препарата, вызывающего потерю сознания. После в двух штатах - Огайо и Вашингтоне - власти решили изменить состав инъекции, используя только амидотризоат натрия, повышенная доза которого быстро погружает приговоренного в глубокую кому. Первая казнь таким способом состоялась в Огайо в декабре 2009 года.
"Верховный суд штата Вашингтон отказал в иске осужденному-смертнику Дарольду Стенсону, утверждавшему, что изменение состава смертельной инъекции неконституционно. Суд также выпустил определение, согласно которому решение изменить состав инъекции было принято с учетом опыта штата Огайо, а также мнений экспертов и специалистов Управления исполнения наказаний штата. Метод казни через введение инъекции из трех препаратов будет доступен для тех заключенных, которые пожелают его выбрать", - отмечает телекомпания, цитирующая постановление суда, вынесенное во вторник.
Споры о неконституционности инъекции и иск заключенного вызвали сообщения об обстоятельствах первой казни новым способом в Огайо. При приведении в исполнение приговора сотрудники тюрьмы более 30 минут не могли найти у осужденного вену, в которую им было нужно вставить иглу для подачи препарата. Несмотря на то, что смерть заключенного была констатирована через 10 минут после начала введения препарата, общее время казни было отражено в протоколе как 43 минуты, что правозащитники прокомментировали как отсутствие гуманности и нарушение прав приговоренного. Во время второй казни в Огайо при помощи амидотризоата натрия в начале января смерть заключенного наступила в течение 8 минут.
В настоящее время управление по исполнению наказаний штата Вашингтон вносит формальные изменения в нормативные документы, описывающие порядок проведения казней.
Стенсон, приговоренный к смерти за убийство жены и делового партнера, подал иск против штата в компании двух сокамерников, осужденных за убийство 12-летней девочки и истязание и убийство женщины. Заключенные считали, что их должны казнить исключительно конституционными методами. Вместе с тем, представители управления исполнения наказаний считают, что преступники всего лишь пытаются оттянуть казнь, и если они не хотят быть казненными путем смертельной инъекции, они могут выбрать другой разрешенный в штате способ казни.
Приговоренные к смертной казни в Вашингтоне могут выбрать в качестве альтернативы повешение. Последний раз такой способ заключенный-"смертник" выбирал в 2004 году. Последняя казнь путем инъекции в Вашингтоне состоялась в 2001 году.
Смертельная инъекция - один из самых распространенных в США способов исполнения приговоров о смертной казни. Для исключения физических страданий осужденному перед инъекцией вводится многократная доза обезболивающего препарата. Во время процедуры казни осужденный фиксируется на специальном столе, в его вены вводятся иглы, соединенные с капельницами, в которых содержатся эти препараты, смесь которых называют "техасским коктейлем". Смерть наступает в течение нескольких минут. После констатации тюремным врачом наступления смерти проводится обязательная процедура аутопсии, затем тело либо выдается родственникам, либо его хоронят за счет штата.
Всего на вооружении органов исполнения наказаний США есть пять предусмотренных законом способов казней: смертельная инъекция (36 штатов, подразделения армии США, а также осужденные федеральным судом преступники), электрический стул (девять штатов, осужденный может выбрать в качестве альтернативы смертельную инъекцию), газовая камера (пять штатов, осужденный может выбрать в качестве альтернативы смертельную инъекцию), повешение (два штата, осужденный может выбрать в качестве альтернативы смертельную инъекцию), а также расстрел (только штат Оклахома, в штате Юта приговоренный может выбрать расстрел как альтернативу смертельной инъекции).
В настоящее время в нескольких штатах идут дискуссии о запрещении смертной казни.
Здравствуйте уважаемые!
Продолжим нашу с Вами тему о казнях (напомню, что предыдущий пост вот тут вот: ) и поговорим сегодня об смертельных инъекциях.
Этот вид окончательного государственного наказания преступников на данный момент является казнью № 1 для большинства (19) из 32 штатов США, где эта самая смертная казнь применяется.
Инъекция была призвана заменить электрический стул, как более гуманная и более легкая смерть для обвиненного. Однако и тут не обошлось без эксцессов. Сразу в 4 штатах (Калифорния, Миссури, Огайо, Флорида) ныне она отменена из-за многочисленных случаев того, что агония преступника ужасна, а смерть не столь безболезненна.
Собственно говоря, место казни
С медицинской точки зрения казнь посредством смертельной инъекции состоит в непрерывном внутривенном вливании смертельной дозы быстродействующего барбитурата в комбинации с парализующим химическим препаратом. Хотя чаще компонентный коктейль может состоять не из 2, а из 3 и более препаратов. Например в Техасе, где, кстати, на данный момент смертельная инъекция единственный возможный вид казни, вводимая внутривенно инъекция состоит именно из 3 компонентов: теопентала натрия, а также бромида и хлористого калия. Это называется «техасский коктейль». Первый компонент - барбитурат, вызывающий потерю сознания, второй - вещество, вызывающее расслабление мускулатуры и приводящее к параличу диафрагмы, что связано с прекращением работы легких, третий компонент приводит к остановке сердца. Приговорённый фиксируется на специальном кресле, ему вводятся в вены две трубки, через которые по очереди проводят компоненты, причем первым барбитурат. Ввод производится или с помощью специально машины, или вручную. Смерть наступает через 5-10 минут.
Теопентал натрия
Казнь эта относительно новая. Разработал ее судмедэксперт Джей Чапмэн, а законодательно она была введена в 1977 году. Впервые же исполнена 5 лет спустя, когда в Техасе был казнен некий Чарльз Брукс.
В теории все выглядит безупречно, на практике же немало проблем возникает. Вот, например что писал эксперт правительственной комиссии, расследующей несколько подряд не очень удачных казней: «Если при инъекции осужденный оказывает сопротивление, яд может попасть в артерию или мышечную ткань и причинить боль. Если пропорции компонентов инъекции неверно определены, преждевременно начинают взаимодействовать, может произойти загустение смеси и закупорка вены, и тогда смерть наступает медленно. Если барбитурат не оказывает анестезирующего действия достаточно быстро, человек может почувствовать удушье в связи с наступлением паралича легких
».
Вариация казни
Добавьте сюда, что барбитурата могут намеренно очень мало ввести, а также то, что по правилам своей саморегулируемой организации американские врачи не имеют право участвовать в таком виде казни и контролировать процесс. Поэтому все зачастую делается «на глазок». Добавьте к тому, что компания, делающая основные качественные компоненты для смертельных инъекций в США закрылась, и штаты были вынуждены искать суррогаты. Поэтому и возникают часто такие проблемы как в декабре 1988 года, когда казнили Рэймонда Лэндри. Там вообще еще и порвалась трубка, по которой в иглу поступал яд, ну еще и с компонентами напутали. В общем, свидетели сообщили, что слышали его стоны; смерть же Лэндри наступила только через 17 минут после введения смеси. Или в январе 2013 года некий Деннис Макгил, приговоренный к смерти в 1989 году, был казнен с помощью непроверенной смеси медикаментов. Его агония длилась 27 минут. Непросто все.
Китайский мобильный фургон
Кроме США смертельная инъекция активно применяется на Филиппинах, в Таиланде и в Китае. Китайцы вообще применяют этот вид казни очень широко и все у них поставлено на широкую ногу и отработано. Это неудивительно, учитывая, что Китай активно использует для трансплантации органы казненных, и смерть именно с помощью такой казни позволяет быстро и качественно изъять необходимые органы. Приговоренного в Китае обычно забирает специальный мобильный фургон в котором при участии врачей производится сама казнь — быстро и дешево.
Вот такие вот дела...
Продолжение следует...
Приятного времени суток!
КАК ВЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕТЕ В КАМЕРЕ, ГДЕ ПРИВОДЯТ В ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОР?
Там, знаете, очень похоже на операционную, воздух такой — с прохладицей. Обстановка там довольно простая, собственно, кроме специальной койки ничего и нет, только плексигласовое стекло, чтобы можно было наблюдать, а за ним — скамейки, как в церкви. Туда сажают свидетелей, которые смотрят на заключенного на койке.
КАКОВА ВАША РОЛЬ ВО ВРЕМЯ КАЗНИ?
Когда заключенного вводят в камеру и привязывают к койке, заходим мы. Потом все, как в больнице: делаешь с ним то же самое, что и с обычным пациентом. Мы всегда с ними разговаривали и подробно им описывали, что делаем. Сначала надеваем на него жгут, потом обрабатываем спиртом, потом вставляем обычный катетер для внутривенных инфузий, по нему течет обычный физраствор. А потом уходим с объекта.
О ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА ИЩЕТЕ ВЕНУ СМЕРТНИКА?
В этот момент я думаю о том, что мне нужно сделать внутривенное переливание. Обычно мы поддерживаем беседу с заключенными. И они с нами всегда очень милы. Иногда даже говорят что-нибудь вроде: «А это совсем не так больно, как я думал». Так что они как обычные пациенты. Даже если умерщвляешь кого-нибудь, хочешь, чтобы это была как можно более быстрая и как можно менее болезненная процедура, хочешь оказать человеку уважение.
НУ А ПОТОМ, КОГДА ВЫ ВСЕ СДЕЛАЛИ БЫСТРО И БЕЗБОЛЕЗНЕННО?
Мы потом уходим за специальную занавеску. После этого, собственно, все и начинается — читают приговор, запускают свидетелей. Потом делают инъекцию… и все — что твой чиновник, что тюремное начальство, что свидетели, что охранник самый последний — они все очень тихо сидят. Смерть приходит быстро. Если посчитать, от начала инъекции до конца — шесть, семь, самое большее восемь минут. Ну а потом ты вроде как уходишь, и все… Особо даже не думаешь.
А О ЧЕМ ГОВОРИТ МЕДПЕРСОНАЛ ДО И ПОСЛЕ ИНЪЕКЦИИ?
Пока мы ждем, мы вообще-то говорим о чем только можно, обо всем, но только не об этом. Мы стараемся не сосредотачиваться на том, что произойдет. Знаете, мы можем даже обсуждать, кто что съел на ужин, или основную работу, с которой только что ушли, или семьи. Обычные такие разговоры.
НУ А КАК ЖЕ КЛЯТВА ГИППОКРАТА, «НЕ НАВРЕДИТЬ»? ПОЛУЧАЕТСЯ, ВЫ НЕ ЗАБОТИТЕСЬ О СВОИХ ПАЦИЕНТАХ.
Во время казни я отношусь к ним как к людям, которые смертельно больны. Когда их осудили, им вынесли диагноз — смертельная болезнь. Все эти апелляции, которые они подают — это такая химиотерапия, радиация, типа того. И если апелляции не удовлетворили, смертельная болезнь приходит к своему естественному концу. Поэтому я считаю, что, как и любой другой пациент, они хотят достойно дойти до этого конца. А достоинство, как мне кажется, они могут себе обеспечить в том случае, если им помогают специально обученные люди.
ВАМ БЫЛО БЫ ТЯЖЕЛО, ЕСЛИ БЫ ВЫ НЕ ПРОСТО СТАВИЛИ КАТЕТЕР, А НАЖИМАЛИ БЫ КНОПКУ И ОТПРАВЛЯЛИ ИМ В КРОВЬ ЯД?
Я бы не хотела делать сами инъекции.
Это, наверное, довольно странно, потому что, если честно, особой разницы я не вижу… Я не против вставлять в вену иголку, потому что я это умею, я этому училась. Но отвечать за передозировку — этого мне бы не хотелось.
ТО ЕСТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДЛЯ ВАС ВСЕ ЖЕ СУЩЕСТВУЮТ?
А КАК, В КАКОЙ МОМЕНТ ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ ЭТОМ?
Знаете, я верю в смертную казнь, и я верю, что, когда кто-то доходит до инъекции, они ведь, знаете, уже подали все свои апелляции — и их отклонили. Но я думаю, что саму инъекцию должен делать кто-то из тюремной системы.
ПОТОМУ ЧТО ДАТЬ КОМУ БЫ ТО НИ БЫЛО ПЕРЕДОЗИРОВКУ, ЭТО ДЛЯ ВАС ЧТО?
Этого нельзя делать сознательно.
КОГДА КТО-НИБУДЬ ГОВОРИТ ВАМ: КЭРЕН, ТЫ КАК МЕДСТЕСТРА СТАЛА АГЕНТОМ ГОСУДАРСТВА. И ЭТО ГОСУДАРСТВО ИСПОЛЬЗУЕТ ТВОИ НАВЫКИ В СВОИХ ЦЕЛЯХ, ДЛЯ УБИЙСТВА. ЧТО ВЫ НА ЭТО ОТВЕЧАЕТЕ?
Вообще-то я этого не чувствую. И я медсестра не только в тюрьме для смертников. И несмотря на то что, может быть, пару раз в год я работаю на государство и помогаю им приводить в исполнение приговоры, я не чувствую, что это принижает меня как медсестру. И как человека. Просто кто-то ведь должен это делать. Мне кажется, что я фактически призвана это делать, потому что у меня есть все необходимые навыки.
ПОНИМАЮ, ЭТО ТРУДНЫЙ ВОПРОС, НО СЧИТАЕТЕ ЛИ ВЫ СЕБЯ ПАЛАЧОМ?
Нет. Не считаю. Я не знаю никого, кого считала бы палачом. Даже людей, которые нажимают кнопку, я палачами не считаю. Я так себе это представляю, что палач — это государство. А мы просто следуем процедуре.
РАССКАЖИТЕ О КАЗНИ, КОТОРАЯ ДЛЯ ВАС БЫЛА ПО‑НАСТОЯЩЕМУ ТЯЖЕЛОЙ.
Был один заключенный, который уже после совершения преступления обратился в христианство и очень много об этом рассказывал. Но когда пришло время его казни и он произносил свое последнее слово, все, о чем он говорил, — это какие замечательные люди работают в тюрьме, как они ему помогали все эти годы и относились к нему как к человеку. А потом сказал, что, хотя он знает, что спасен и попадет на небеса, Бог ждет, что он понесет наказание за свое преступление… и человеческое наказание за убийство, которое он совершил, — смерть. Так что он принимает его по доброй воле. Плакали все, даже все офицеры. Знаете, как-то особо не ждешь, что эти здоровенные ребята заплачут, особенно по заключенному. А тут — у всех глаза на мокром месте. И это было хорошо… потому что он по доброй воле принял наказание… Такое не забывается.
ВАС КОГДА-НИБУДЬ ПРИТЕСНЯЛИ ЗА ТО, ЧТО ВЫ ПРИНИМАЕТЕ УЧАСТИЕ В КАЗНЯХ?
Меня-то можно считать, что и нет, если сравнить с другими людьми, с которыми я работала… Некоторым докторам вообще подкидывали записки в машины, звонили и называли убийцами. Конечно, все сводилось к таким вот запискам, но ведь никогда не знаешь, что у этих людей на уме.
МЫ ГОВОРИЛИ С ПЯТЬЮ ВАШИМИ БЫВШИМИ КОЛЛЕГАМИ, ВРАЧАМИ, КОТОРЫЕ УЧАСТВОВАЛИ В КАЗНЯХ. НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ СОГЛАСИЛСЯ НА ИНТЕРВЬЮ, ДАЖЕ НА УСЛОВИЯХ АНОНИМНОСТИ. ВАС ЭТО УДИВЛЯЕТ?
Не особо, как раз из-за нападок, которым многие из них подвергаются. Я могу понять, почему им страшно, — они боятся потерять свою практику, боятся за свою карьеру. Думаю, больше всего они боятся реакции своих пациентов.
А ЧЕГО БОЯЛИСЬ БЫ ВЫ, ЕСЛИ БЫ НАЗВАЛИ СВОЕ ИМЯ И ПОКАЗАЛИ ЛИЦО?
Что люди, с которыми я сейчас работаю — пациенты, их близкие и все такое, что кто-нибудь из них меня увидит и решит, что я убийца. Мол, «как я могу доверить вам жизнь близкого человека, если вы занимаетесь этим».В районе, где я живу, большинство людей относятся с пониманием, и даже поддерживают. Но людям, которые меня не знают, я предпочитаю ничего не рассказывать.
Неизвестный объект Кэрролл Пикет, священник-аболиционист 15 лет (в 1982—1997 годах) был капелланом в тюрьме «Стены» в штате Техас, окормлял 95 заключенных-смертников, автор книги «В этих «Стенах», порицающей смертную казнь
ЧТО ЗАСТАВИЛО ВАС СТАТЬ КАПЕЛЛАНОМ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ?
Я служил в Техасе, в городе Хантсвилл. Однажды мне позвонил руководитель системы местных тюрем — он был прихожанином моей церкви — и попросил год у него поработать. Я согласился, и он определил меня в тюремный блок «Стены». Тогда смертные казни там еще не исполнялись.
КАК ВЫ ОТНОСИЛИСЬ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ СТАЛИ КАПЕЛЛАНОМ?
Я был типичным техасцем. Я вырос в Южном Техасе, где шериф был королем округа, который не ошибается. Смертная казнь воспринималась как отмщение, и я думал, что так оно и должно быть. Так в наших краях думало большинство. Дикий Запад, можно сказать.
ЧТО ВЫ ПОЧУВСТВОВАЛИ, КОГДА В 1982 ГОДУ УЗНАЛИ, ЧТО В ВАШЕЙ ТЮРЬМЕ БУДЕТ КАЗНЬ?
Мы все были шокированы. Это был первый опыт использования смертельной инъекции, в то время никто в мире еще ни разу этого не пробовал, к тому же никто из нас никогда не видел казни. Мы все ждали этого с очень-очень сильной тревогой.
КАК ВЫ СПРАВЛЯЛИСЬ СО СВОЕЙ ЧАСТЬЮ РАБОТЫ?
Я воспринимал это не как работу, а как служение. В нашем блоке был тюремный госпиталь, и там, на третьем этаже — мы называли его «коридором смерти», — содержались люди, которые умирали от рака, СПИДа и так далее. Я навещал их, был рядом с ними, когда они умирали. Это было моим служением. Когда начались казни, я отнесся к этому как к служению умирающему человеку. Мне было необходимо отстраниться от мысли о том, что смертельная инъекция — это не вполне то же самое, что любая другая смерть.
ОПИШИТЕ ВСЮ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ДЕЙСТВИЙ С ТОГО МОМЕНТА, КОГДА ПРИГОВОРЕННОГО ПРИВОДЯТ В КОМНАТУ ИСПОЛНЕНИЯ СМЕРТНОГО ПРИГОВОРА, И ДО ОКОНЧАТЕЛЬНОГО ЗАВЕРШЕНИЯ ПРОЦЕДУРЫ.
Я вместе с двумя надзирателями ждал в комнате для исполнения смертного приговора. Конвой из команды «коридора смерти» приводил туда заключенного. Они снимали с него наручники и кандалы, а затем наши надзиратели раздевали его и проводили полный обыск (включая обыск всех полостей), чтобы убедиться, что у него нет оружия. Затем его отводили в камеру. После этого приходил начальник тюрьмы и представлялся ему. Потом он представлял меня и советовал заключенному поговорить со мной. Это должно было немного снять напряжение — так заключенный мог иметь дело хоть с одним человеком, который не был одет в серое (цвет формы надзирателей. — Esquire). Сначала я просматривал его бумаги, чтобы выяснить, что он хотел сделать со своими деньгами и телом, а затем переходил к его списку посетителей. Все, что происходило после этого, касалось только нас двоих. Мы старались выполнить все, что хотел осужденный, если это было в пределах разумного. Около шести он принимал душ и ел свою последнюю трапезу. Некоторые ели, а некоторые нет. Есть такая книга — «Тайная вечеря: Знаменитые последние трапезы «коридора смерти», — в которой якобы перечисляется все то, что они там ели, но это не совсем точно. Там описано, что они заказывали, но некоторые из них ели, а некоторые — не могли.
В полночь приходила команда, которая должна была пристегнуть его. После того как мы получали официальное распоряжение, входил начальник тюрьмы, и я говорил: «Пора идти». Они отпирали большую тяжелую железную дверь, и заключенный с надсмотрщиками шли на два или три шага впереди меня в комнату казни. Они пристегивали его девятью ремнями. После этого входил начальник тюрьмы и спрашивал, не жмет ли ему где-нибудь, не болит ли чего. Иногда им не нравилось, что смялась рубашка или брюки, или что-то еще. Тогда надсмотрщики все поправляли, а потом уходили. Затем и начальник тюрьмы выходил, и тогда у нас было немного времени, около минуты, когда мы оставались наедине. Для заключенного это была последняя возможность что-то мне сказать. После этого возвращался начальник, который приводил посетителей (членов семьи. — Esquire).
Когда все входили, раздавался этот громкий, тяжелый звук двери — его я никогда не забуду. Она очень громко хлопала. Начальник тюрьмы спрашивал осужденного, есть ли у него последние слова. Обычно мы заранее репетировали речь. В девяти случаях из десяти я говорил ему, что если его последнее слово будет не слишком длинным, скорее всего, оно будет точно передано. Но корреспондентам тяжело там находиться. Некоторые падали в обморок, некоторым становилось плохо, — а из-за таких вещей процесс не прерывают.
Когда заключенный заканчивал говорить, я подавал сигнал начальнику тюрьмы, или сам заключенный поворачивал голову и закрывал глаза. Начальник тюрьмы снимал очки — это был сигнал, — и люди, находившиеся в комнате, из которой к осужденному были протянуты трубки, пускали тиопентотал натрия. Заключенный засыпал, обычно на это уходило секунд семь-двенадцать. Это настолько сильный препарат, что в большинстве случаев после этого я уже не мог прощупать пульс. Тем не менее после этого они вводили еще два препарата. Это продолжалось около шести минут. После этого входил врач, проводил краткий осмотр и констатировал время смерти. Я оставался с ним до тех пор, пока его тело не забирало похоронное бюро. А потом я говорил с его семьей, если они хотели.
КАКИМИ БЫЛИ САМЫЕ РАСПРОСТРАНЕННЫЕ СТРАХИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ЖДУТ СВОЕЙ СМЕРТИ?
Чаще всего они боялись, что будет больно. Больно — если это можно так назвать — было только в момент введения иглы. Кроме того, я вынужден был развеивать некоторые заблуждения. Например, они слышали, что в Техасе есть машина, которая иногда не работает; они вычитывали это в какой-то книге. До некоторых доходили слухи о том, что, если семья не забирает тело, его просто выбрасывают в канаву позади тюрьмы.
Неизвестный объект ЧАСТО ОСУЖДЕННЫЕ ИСПОВЕДОВАЛИСЬ В СВОИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ?
Довольно часто. Одна из процедур, которую мы разработали, заключалась в том, что в 10 часов я объяснял им всю процедуру. Я рассказывал, как их пристегнут, что будут делать при этом надсмотрщики, как будут введены иглы. Обычно у них было много вопросов. Поскольку с пяти часов к ним не допускали посетителей, я был единственным человеком, с которым они могли поговорить. Поэтому с десяти до полуночи они по‑настоящему раскрывались. Они говорили практически обо всем.
ПРОИСХОДИЛО ЛИ КОГДА-НИБУДЬ В КОМНАТЕ ДЛЯ ИСПОЛНЕНИЯ СМЕРТНЫХ ПРИГОВОРОВ ЧТО-ТО ТАКОЕ, ЧТО ПО‑НАСТОЯЩЕМУ БЫ ВАС ПОРАЗИЛО?
Один парень захотел петь. Это многих удивило, особенно надсмотрщиков и начальника тюрьмы. Он готовился к смерти, но его вера была достаточно сильна, чтобы ему хотелось только петь. Он спел 15 песен, пел почти до полуночи.
ЧТО ВЫ ЛИЧНО ЧУВСТВОВАЛИ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЭТИМ ЛЮДЯМ?
Многие не могут этого понять, но с некоторыми из заключенных мы стали настоящими друзьями — настолько, насколько можно стать друзьями за один день. Я никогда не видел никого из них до того момента, как они приходили к нам в блок. И я никогда не читал их дела. Я узнавал, что они совершили, только если они сами мне об этом рассказывали.
ВАМ СЕЙЧАС ТЯЖЕЛО ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ?
Да, тяжело, потому что я вспомнил каждого из них. Большинство заключенных задавало мне один вопрос: «Как штат Техас может убивать людей за то, что те убивают людей, и при этом говорить, что убивать людей плохо?» Они постоянно об этом спрашивали, снова и снова, один за другим, и я думаю, что это правильный вопрос.
КАК ИЗМЕНИЛАСЬ ПРОЦЕДУРА ПРИВЕДЕНИЯ В ИСПОЛНЕНИЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ ЗА ТО ВРЕМЯ, ЧТО ВЫ СЛУЖИЛИ В ТЮРЬМЕ?
Когда мы начинали, мы не знали, что и как делать. Первые несколько раз мы пристегивали их в 11 часов вечера, чтобы в полночь они точно были готовы. Один из них, Джей Ди Отри, был пристегнут сразу после одиннадцати, и он лежал там практически до полуночи. Он провел почти час привязанным в комнате для исполнения смертных приговоров. Это было очень жестокое наказание. Мне это не понравилось, потому что все это время мы провели с ним там вдвоем.
КАКАЯ КАЗНЬ, В КОТОРОЙ ВЫ ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ, БЫЛА САМОЙ ТЯЖЕЛОЙ?
Первая была очень тяжелой, потому что я впервые видел, как умирает здоровый молодой человек. Но, наверное, самым тяжелым был молодой мальчик, Карлос де Луна, у которого не было отца, и к концу дня он установил со мной отцовско-сыновние отношения и стал задавать мне вопросы, которые обычно сыновья задают отцам. Я сказал ему, что первый укол усыпит его, и что, скорее всего, это займет от семи до двенадцати секунд. Он, как и все они, хотел только, чтобы это произошло как можно быстрее. Я помню, что в тот раз медикамент действовал дольше. Он открыл глаза и посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Что происходит?» Это заняло больше времени, чем я ему обещал. Эти большие карие глаза — я до сих пор их вижу, спустя 15 лет.
СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ В СРЕДНЕМ ВАМ ТРЕБОВАЛОСЬ, ЧТОБЫ ПРИЙТИ В СЕБЯ ПОСЛЕ КАЖДОЙ КАЗНИ?
Не думаю, чтобы я оправился хоть от одной из них. Но я всегда должен был снова быть на работе на следующее утро в восемь часов. Однажды ночью у нас казнили двух человек подряд, одного за другим, и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь оправиться от этого.
ИСКАЛИ ЛИ СОТРУДНИКИ ТЮРЬМЫ БЕСЕДЫ С ВАМИ?
У нас бывали групповые беседы. Некоторые надсмотрщики уходили с работы, а некоторые просили перевести их. В этот процесс вовлечено много людей, которые страдают из-за этого. Жертва не одна, их гораздо больше. Не то чтобы я не обращал внимания на тех, которых убивали, но жертв было намного больше — в том числе я, начальник тюрьмы, другие участники, и кроме того, члены семьи осужденного. Чем дольше я служил, тем отчетливее сознавал, что мы просто создаем все больше и больше жертв.
КАК ВЫ ПРОДЕЛАЛИ ПУТЬ ОТ ОТСУТСТВИЯ СОБСТВЕННОГО ОТНОШЕНИЯ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ К ОСОЗНАННОМУ ПРОТИВОСТОЯНИЮ ЕЙ?
У меня есть чувство, что Бог хотел, чтобы я продолжал работать с этими людьми. Если бы мои чувства проявились раньше, чем я ушел оттуда… невозможно работать в тюрьме, не будучи на людях ее сторонником. Там было несколько надсмотрщиков, которые стали противниками смертной казни, и их попросили уйти или перейти в другое место. Я чувствовал, что, пока я остаюсь там, я должен думать только о том, чтобы сделать абсолютно все, что в моих силах, чтобы служить тому человеку, который должен умереть.
КАКОВЫ БЫЛИ ВАШИ ОЩУЩЕНИЯ, КОГДА ВЫ НАКОНЕЦ СМОГЛИ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ СМЕРТНОЙ КАЗНИ?
Моя пресвитерия (церковный руководящий орган. — Esquire) всегда поддерживала мою службу, несмотря на то что церковь выступает против смертного наказания. В тот день, когда я ушел оттуда, я смог сказать: «Я с вами, ребята. Я против этого, и теперь я сделаю все, что смогу». Кроме того, теперь мне стало намного проще с людьми, которые не принимали смертной казни и были при этом моими друзьями и моей семьей, хоть они никогда и не говорили мне, что им не нравится то, что я делаю.
ЧТО СЕГОДНЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО БЕСПОКОИТ ВАС В СМЕРТНОЙ КАЗНИ?
Ее бессмысленность. Это месть. Сейчас мы видим, как благодаря ДНК-анализу людей освобождают из Коридора смерти; выясняется, что, по меньшей мере, сто человек из тех, кто там находятся, невиновны. Смертная казнь — это болезнь нашего общества, это жестокое и странное наказание. Говоря в терминах юриспруденции, мы совершаем предумышленное убийство.
ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ ЗАЩИТНИКАМ СМЕРТНОЙ КАЗНИ?
Что таким образом мы создаем больше жертв, чем решаем проблем. И мы отнимаем то, что невозможно вернуть.
УЧИТЫВАЯ ВСЕ ТО, ЧТО ВАМ СЕГОДНЯ ИЗВЕСТНО, СЧИТАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ БЫЛО ВРЕМЯ, КОГДА СМЕРТНАЯ КАЗНЬ ЯВЛЯЛАСЬ ЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ СПОСОБОМ ВЕРШИТЬ ПРАВОСУДИЕ?
Я не думаю, что когда-нибудь она помогала обществу или приносила ему облегчение. По моему мнению, и по мнению осужденных, жизнь в тюрьме без надежды на освобождение является намного более тяжелым наказанием. Однажды меня случайно заперли в камере размером 5 на 9. Поверьте, это не очень весело. Большинство этих людей жизнь в тюрьме страшит больше, чем возможность смертной казни.
Джим Брэззил, священник Преемник Пикетта на посту капеллана тюрьмы «Стены», окормлял 54 заключенных-смертника.
КАК ВЫ ВОСПРИНЯЛИ НОВУЮ РАБОТУ, КОГДА ПРИШЛИ СЮДА?
Я был пастором всю свою жизнь, проповедую с 28 лет. Быть капелланом — очень благодарная работа. Хотя и очень тяжелая работа. Прекрасное чувство — быть здесь каждый день, не только в дни казни, это ведь лишь малая часть того, что мы делаем, а именно каждый день работать с заключенными, с офицерами охраны.
А В ЧЕМ ВЫ ВИДИТЕ СВОЮ РАБОТУ, КОГДА ДЕЛО ДОХОДИТ ДО САМОЙ КАЗНИ?
Тогда самое главное для меня — быть рядом с заключенным. Когда я иду к нему в камеру, я оставляю снаружи все свои личные убеждения. Я иду туда Бога ради и во имя Иисуса. И для меня не важно, хочет ли заключенный причаститься этого или нет. Я иду туда в надежде, что смогу быть ему полезен. Если он хочет сидеть и весь день говорить о футболе — мы просто сидим и говорим о футболе. Если хочет рассказывать анекдоты — мы рассказываем анекдоты. Если он хочет петь — мы поем. Если он хочет послушать радио — мы слушаем радио. Все что угодно, если это хоть как-то поможет ему подготовиться к смерти. Вот чем мы занимаемся.
ПОМОГАЕТЕ ЕМУ НАЙТИ УТЕШЕНИЕ?
Утешение, мир, успокоение для его близких. Многие заключенные писали письма своим семьям, звонили им, чтобы попрощаться. А еще — чтобы привести свою жизнь в порядок и знать, что они уходят, не оставив ничего незавершенным.
КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К ЗАКЛЮЧЕННЫМ?
Исключительно как пастырь. Я забываю обо всех своих политических убеждениях, вообще о любых убеждениях. Я смотрю на них как на людей, которые умирают. И мне безразлично их прошлое. По крайней мере, я изо всех сил стараюсь не вспоминать об их преступлениях. Просто прихожу к ним и всеми силами наставляю на путь мира и единения с Господом.
Я ИМЕЮ В ВИДУ ЛИЧНЫЕ ЧУВСТВА. ОНИ ВАМ НРАВЯТСЯ?
Это зависит от личности. Но вообще-то — да, когда ты приходишь к людям, которые, как бы так сказать… Представьте себе камеру смертника. Все пути назад уже отрезаны. Все апелляции поданы, суды прошли, и у него уже нет никакой надежды выйти из этой камеры. Ты знаешь, что всего через несколько часов он умрет. И тогда все преграды рушатся. Есть только этот вот человек, только ты и он, и вы можете говорить без всякой боязни, ты можешь дать ему шанс просто побыть собой. Когда есть возможность обрушить все преграды, связь между людьми появляется очень быстро. И они становятся очень большой и важной частью меня самого.
ЭТО ТЯЖЕЛО?
Очень. Очень тяжело. Мне нужно не меньше трех дней, чтобы подготовиться к казни. Психологически, эмоционально, духовно. А потом нужно еще три дня, чтобы прийти в себя. Иногда даже дольше. Наверное, то же самое чувствует любой священник, который постоянно имеет дело с жизнью и смертью.
ВАМ НЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЕСТЬ НЕКОТОРОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ ИЛИ СКОРЕЕ ПАРАДОКС ВО ВСЕЙ СИСТЕМЕ ИСПОЛНЕНИЯ НАКАЗАНИЙ: ЧЕЛОВЕКА ПРИВОДЯТ В КАМЕРУ СМЕРТНИКА, УДОБНУЮ КОМНАТУ С КОНДИЦИОНЕРОМ; ЕМУ РАЗРЕШАЮТ ПРИНЯТЬ ДУШ; ЕГО КОРМЯТ — ЛЮБОЙ ЕДОЙ, КАКУЮ ОН НИ ПОЖЕЛАЕТ; РАЗРЕШАЮТ ПОЗВОНИТЬ И ВООБЩЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО С НИМ ОБРАЩАЮТСЯ. В ВАШЕМ СЛУЧАЕ — ПОМОГАЮТ ЕМУ НАЙТИ УТЕШЕНИЕ. А ПОТОМ УБИВАЮТ.
Ну, я его не убиваю, это раз. Я просто нахожусь рядом с ним, когда он умирает. Я его священник. Я его духовный советчик. А что касается смешанных чувств — конечно, они есть. Но знаете, я раньше работал с бригадами «скорой помощи». Приезжаешь на аварию, забираешься в развороченную машину, а там умирает человек, у которого раздавлена грудь или сломана шея. И вот, ты сидишь рядом с ним и держишь его, пока он не умрет или не истечет кровью. А потом едешь в больницу и садишься на кровать рядом с молодой матерью, у которой двое детей, а она умирает от лейкемии или рака легких, и держишь за руку ее, пока она не умрет. Или идешь в хоспис, где лежит человек, который уже очень давно смертельно болен, а ты изо всех сил стараешься хоть как-то облегчить его последние дни, последние часы. В тюрьме — то же самое. Я отношусь к этим людям точно так же, как к любому человеку на воле. Просто убираю из головы всю политику, и остается только пастырское служение.
НО ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ РАЗНИЦА МЕЖДУ ТЕМИ, КТО УМИРАЕТ ОТ БОЛЕЗНИ ИЛИ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ, И ТЕМИ, КОГО НАМЕРЕННО УМЕРЩВЛЯЮТ.
Когда доходит до смерти, все видят ее одинаково. По большому счету, эти люди были смертельно больны долгие годы, они сидели в камерах смертников по 12, 14, 18, 20 лет. И чувства у них примерно те же, что и у смертельно больных людей, которые вот-вот умрут.
ЧТО ОБЫЧНО ПРОИСХОДИТ С ПРИГОВОРЕННЫМИ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ В ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ИХ ЖИЗНИ?
Ну, на этот вопрос можно отвечать бесконечно. Возьмем, например, человека, которого все годы, что он сидит в камере смертников, по‑настоящему поддерживают его близкие. Не скажу, что это происходит очень уж часто, но иногда все-таки случается. Так вот, есть люди доброй воли, которые на свободе борются за него, посылают ему деньги, пытаются защитить его в суде. Все эти годы он настаивает на своей невиновности — просто потому, что его близкие смотрят на него и говорят: «Старик, ты такой замечательный человек, мы все за тебя, мы знаем, что ты невиновен, и мы хотим быть здесь, с тобой». И он проходит все эти бесконечные апелляции, зная, что они рядом. Он не говорит ни о чем и ни с кем здесь, в тюрьме, потому что знает — они рядом. Всякий раз, когда появляется хоть малейший намек на смерть, он его тут же отсекает: «Я не буду с вами об этом говорить. Я не хочу с вами ничего обсуждать. Я невиновен, и не намерен обсуждать все это». А потом приходит день, когда последняя апелляция подана и отклонена, и он понимает, что вот-вот умрет. И все надежды, вся эта тщательно выстроенная система рушится. Он внезапно осознает, что он зашел в комнату, из которой уже не выйдет. И тогда он уже всерьез обращается к тебе, так, знаете: «Капеллан, здесь только мы вдвоем. Ну да, я виновен. Я не могу сказать об этом своим близким, потому что они все это время были рядом со мной, и я не хочу причинять им боль. Довольно с них и того, что они увидят, как я умираю». Это — катарсис. В такие моменты они по‑настоящему раскрываются, им уже все равно, пусть все рушится и падает туда, куда упадет. И в этом и есть самая значимая часть моей работы — когда человек может выпустить из себя все и стать самим собой, наладить духовную связь, почувствовать умиротворение, прощение и раскаяние.
ПОСЛЕ ТАКИХ ИСПОВЕДЕЙ ОНИ РАССЛАБЛЯЮТСЯ, УСПОКАИВАЮТСЯ?
Да, и очень сильно. Иногда, когда я вхожу в камеру, они приседают, или отжимаются, или делают что-то еще, чтобы снять стресс. Но после того, как они получают шанс разрушить эти свои стены, они приходят в состояние полной расслабленности, полного покоя. Некоторые из них входили в камеру и говорили: «Знаете, я, конечно, все понимаю, не поймите меня неправильно, но вам никогда не удастся затащить меня на эту кушетку и привязать этими ремнями». Я был в камере с 54 людьми. И ни одного из них не пришлось вести туда силой. Все шли сами, исполненные достоинства, исполненные спокойствия, и сами запрыгивали на эту кушетку.
СЛЕЗ ТАМ ЛЬЕТСЯ НЕ СЛИШКОМ МНОГО?
Там пролилось много слез. Но не на людях. Много слез проливается в самой камере. Почти не было случая, чтобы заключенный не плакал. Знаете, нас всю жизнь учат: «Парни не плачут». Но когда ты приходишь туда, в камеру, можно дать волю чувствам. Ведь там только я и этот человек. Вроде как тайна исповеди, и приходят слезы. Они плачут по своим семьям, по своей мучительной жизни, это слезы сожаления, слезы искреннего раскаяния.
У ВАС ЛИЧНО ЕСТЬ ПОЗИЦИЯ ПО СМЕРТНОЙ КАЗНИ?
Нет, у меня лично ее нет.
ТО ЕСТЬ ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К НЕЙ НЕЙТРАЛЬНО?
Я предпочитаю вообще не касаться политического аспекта, просто потому, что я чувствую, что могу помочь этим людям пройти через все это, и такова моя цель. Моя позиция заключается в том, что я — священник.
МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ОДНИ КАЗНИ ДЛЯ ВАС ТЯЖЕЛЕЕ, ЧЕМ ДРУГИЕ?
Думаю, да. Легких казней не существует. Но все-таки нельзя вовсе отрешиться от каких-то конкретных обстоятельств. Вообще-то, чисто гипотетически, когда имеешь дело с человеком, у которого маленькие дети, или дети-подростки, или просто молодые дети, которых он ни разу не держал на руках, с которыми он никогда не гулял за руку, которые никогда не сидели у него на коленях, к которым он никогда не мог прикоснуться… Наверное, это и есть для меня самые тяжелые казни. Видеть боль ребенка, его злобу, его страх — то же самое, что общаться с самим заключенным.
НЕКОТОРЫЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ-СМЕРТНИКИ, И НЕ ТОЛЬКО ОНИ, ГОВОРЯТ, ЧТО ВИДЯТ СХОДСТВО МЕЖДУ КУШЕТКОЙ, НА КОТОРОЙ ОНИ УМИРАЮТ, И КРЕСТОМ. А ВЫ ЕГО ВИДИТЕ?
Нет. Смертная казнь для меня не явление религии. Смерть человека — да, а сам процесс — нет, это уже политика. А от политики я стараюсь держаться как можно дальше.
ВАМ САМОМУ НУЖНА ПОМОЩЬ ПОСЛЕ ВСЕГО ЭТОГО?
Да, мне нужно кому-нибудь выплакаться. И я плачу. Я выражаю себя. Моя семья меня очень сильно поддерживает, и многие другие люди тоже. С ними я чувствую себя спокойно. Я возвращаюсь домой и говорю, пишу, плачу, молюсь. Думаю, любой, кто фактически ежедневно имеет дело со смертью, понимает, что она никогда не превращается в рутину. Она становится частью тебя, и горе любого, кто с ней соприкасается, становится твоим горем.
А ДРУГИЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПРИНИМАЮТ УЧАСТИЕ В СМЕРТНОЙ КАЗНИ — НАДЗИРАТЕЛИ, ВРАЧИ, — ОБРАЩАЮТСЯ К ВАМ ЗА ПОМОЩЬЮ?
Да, мы с ними часто говорим. Знаете, мне кажется, у многих складывается абсолютно неверное представление о людях, которые здесь работают. Это очень профессиональные люди. И очень чуткие люди. С ними мы говорим, плачем, смеемся, делаем все, что им необходимо. Потому что напряжение, горе здесь общие. Я знаю очень многих надзирателей, которые плакали из-за того, что им пришлось пройти.
Смертельная инъекция вводится преступникам, осужденным на смерть за совершение особо тяжких преступлений. Такая казнь распространена в ряде Штатов в США, а также некоторых других странах. Считается одним из самых гуманных вариантов убийства приговоренных преступников.
Инъекция с летальным исходом
Смертельная инъекция применяется в:
- Некоторых Штатах в США.
- Китае.
- На Филиппинах.
- Таиланде.
- Во Вьетнаме.
Многие Штаты заменили инъекцию на казнь на электрическом стуле, посчитав это гораздо более гуманным способом.
Заключенный фиксируется на специальной лежанке. Затем инъекция вводится ему внутривенно. Она содержит яд, который убивает преступника буквально за 5-15 минут. Также могут вводиться обезболивающие или седативные средства, чтобы смерть наступила как можно более безболезненно и быстро. В таких случаях заключенный не должен ничего чувствовать. Увы, информации о последних минутах жизни не существует, протестировать и узнать ощущения невозможно.
Сама процедура напоминает больничное введение лекарственного препарата. В США работают медсестры, которые устанавливают иглы. Инъекция же вводится кем-то из сотрудников тюрьмы после того, как зачитывается окончательный приговор. За самим процессом могут наблюдать приглашенные зрители, обычно это родственники заключенного или те люди, которые из-за его преступных действий пострадали.
Еще в древности проводились умерщвления преступников ядом. Такую казнь, выпив чашу яда цикуты, принял известный мыслитель античности Сократ.
Применение смертельной инъекции в США
В Штатах долгое время повсеместно использовался «техасский коктейль». Эта смертельная инъекция вводилась следующим образом:
- Заключенный фиксировался на специальном кресле, в вены вводились две трубки.
- Сначала запускался натрия тиопентал: препарат, который применяется для анестезии.
- Следующим вводился павулон, парализующий в кратчайшие сроки дыхательную систему.
- Заканчивал казнь хлорид калия, который приводил к остановке сердца приговоренного.
После того, как эта система начала применяться, начались и судебные процессы. Некоторые считали, что смерть посредством введения «техасского коктейля» (который так был назван потому, что впервые активно использоваться начал именно в Техасе) является неоправданно болезненной для заключенного. Однако, смерть наступала за 5-8 минут после введения инъекции, установить точно порог болезненности невозможно.
Начали проводиться судебные процессы. После них ряд штатов поменял «техасский коктейль» на смертельную дозу барбитуратов. Но в некоторых штатах он применяется до сих пор. Техас от коктейля не отказывался точно, а вот в Огайо состав заменили.
В одних штатах возможна только такая казнь. В других предлагаются альтернативные (например, казнь на электрическом стуле). Выбор предоставляется обычно самому заключенному. После того, как смерть наступает, приставленный к тюрьме врач объявляет время смерти. Тело могут отдать родственникам либо похоронить за счет государства. За процессом введения инъекции обычно наблюдают зрители. Сама кушетка располагается в пустом помещении, огражденном плотным стеклом. За стеклом - скамьи для зрителей.
Критика смертельных коктейлей
Эта казнь, будучи одной из самых гуманных, все равно вызывает бурную критику среди людей. Основные причины, по которым смертоносная инъекция может быть названа неоправданно болезненной и негуманной:
- Дозировка препаратов часто нарушается, по результатам некоторых вскрытий известно, что количество обезболивающего средства в крови оказывалось меньше, чем требовалось.
- Хлорид калия при недостаточном количестве обезболивающего и анестезирующего средства приводит к мучительной смерти от удушья, что совершенно негуманно.
- Недостаточность квалификации персонала: не каждая медсестра, приставленная к процессу (а не каждая и согласится работать добровольным палачом) может быстро и точно установить иглу. Медики же принимать участие в этом не могут: это напрямую противоречит клятве Гиппократа и запрещается медицинской ассоциацией.
Казнь в Китае проводится вообще в мобильных фургонах, что позволяет ее значительно удешевить. Причем там смертельная инъекция вводится при участии квалифицированных врачей. Известно также, что органы убитых преступников зачастую отправляются на нелегальную трансплантацию после того, как казнь была совершена.
